Алексей Жаров. Сборник "Институтский проспект" Черноголовка 1992. ------------------------------------------ E-mail: zharov@ficp.ac.ru WWW: http://www.ficp.ac.ru/~zharov ICQ#: 13475739 ------------------------------------------ * * * Что такое человек? Пара строк откровенных в блокноте И настурций увядший букет, Что остался родным на балконе? . . Он нечаянно вырастил клен У себя под окном, под окошком. Он почти не хотел, но вдвоем Ел из общей тарелки картошку. Он как будто любви не желал, Но случайно любимую встретил. Говорил, что в семье не жена И не муж, а важнее — их дети. И последнюю криво туша Папиросу об летнюю полночь, Он жалел, что со смертью душа Ни к кому не вернется на помощь. . . УТРО Вечер опускает ресницы, И встает на цыплячьи ноги ночь. В брюхе леса пугливые птицы Мечутся — им не помочь. Корабельные сосны в обнимку за плечи, Как матросы, раскачивают скрипучую песню. А за кормой зубчатого горизонта Светится в синеве плавучая звезда. Крик петуха золотой стрелой Пролетает в сумеречной тишине, Пронзает красное сердце зари. Утро. Нет сил. ЗИМОЙ Треугольники, треуголки, Крыш оснеженных уголки, Как с гвоздя сорвавшиеся полки, — От паденья снег уберегли. И косые хрустящие переулки Гулки, шатки. Шаги, шаги. . . Зимние чуткие перепонки, Жуткие шали и воротники. . . ОСЕННЕЕ ПОЛЕ Тычет осень граблями садов, Облетевших, в северное небо. Грибников, как тучи с городов, Нагоняет ветер. Лысые холмы по-стариковски, Из под кустистых нерасчесанных бровей, Рассматривают легкие повозки Очетырехколесивших людей. А бор, как боров, суетясь у плахи, Безумно топчет листья под собой, Как грязные исподние рубахи, И причащается, не мучаясь виной. . . И поле, до бесчувственности одряхлев, Взморщиненное плугами людей, Похоже на открытый хлев, А вороны — на лошадей. . . А листья — пони пегие, Катаются, скрываясь, по меже. Болонкою затасканной, элегией Накрапывает дождик по душе. МОЛОКО Как же так? Коровы поят Всю страну Молоком своим коровьим. Отлученные от матки, Мы порой не сознаем, Что оно предназначалось Лишь любимому телку. Мы, навлекшие любовь На себя слепого зверя, Что внушаем' в темноте В две усталые луны Глаз коровьих отрешенных? Может быть, искала шкура Руки ласковые наши? В умном, нежном гамаке Спит кормящая корова — Только палки ног торчат Сквозь веревочные сети Да соски в ячейках этих Слишком розовы — горят. Нам укачивать не трудно Эти ноги над землей; Защекоченная телка Только жмурится от счастья, И любовь то белой пеной, То укушенной гиеной Из подойника поет. Уж телок родной забыт. Или он уже забит? Стал родным народ двуногий, Что, как пьесу, в две руки Исполняет из коровы Две струи белее облака, Две искрящие дуги... ЭЛЕГИЯ Как давно я не был дома, Снегом он давно укрыт. Лишь встречаю тех знакомых В пустоте своих орбит. И капризно губы морща, На душе, где сон отбит, Я выгуливаю молча Мысли мелкие на вид. Мысли — белые болонки. Млечное бессонниц забытье. . . Лунная оскомина в трюмо, Шишки одиночества на елке. . . Непонятный сумрак под мостом, Ложь разложенных газет и книг; В зеркале склонился над листом Мой давно не спорящий двойник. . . ВЕСЕННИЙ ЭТЮД На земле флакончикам цветов Долго пахнуть парфюмерным ахом, Наставительная гулкость валунов В мостовую вложена с размаха. И тугих пионов пояса, Декольте горячечного ветра, Лоскуты мелодий на ветвях Для гобоя и зурны рассвета. Тучи моют рыла в кадке, В пятачках восход запечатлен. Красная суровость Ганимеда — Высший для материи закон! Строгость сосен, выросших впритирку, — Зубочистка для оскала выси. Прыгают кристаллики в пробирке — Сердце щупает основы жизни. Как горошек из пакетика зеленый, Сыпятся слова из губ влюбленных. . . Вечер, как ребенок, зацелован, — Головенки фонарей яйцеголовых Тушат чувств сырую кошку в мраке, И луна разбрасывает франки. . . * * * Если бы я притворился лимоном, Желтым окурком в кислых лиманах, Я бы плавал, как лунная шкурка, В лужах вонючих и пьяных. Лился б рассвет тонкорунною пряжей. Словно детеныш, что еще не облизан, Свет бы скользил по капризным карнизам. В рухляди города сонная рыба Молча сосала бы грудь стеарина. Лунный омлет, словно мед, расфасован. Лунный секрет — обмедненное слово. Звездная вша под наркозом весны. Улицы шлак. Переулки тесны. Месяц двурог, как разломленный бублик, В черный кисель его окунули. Он до сих пор не размяк, но обуглился. И центрифугой разбросаны улицы. . . Город — как взболтанный едкий напиток, Что приготовлен поспешно для пыток. Пятки дикарь обжигает на плитке — Как раскрываются мидии створки, Так зажигаются газовые конфорки. Пористой ночи запахи ковки, Словно сгоревший пирог из духовки. Гексагональная шуба созвездий — Карстовый остов пещерного кальция. Полночь — взведенный курок, А на нем тишины осторожные пальцы. . . ВЕЧЕРНИЙ ГОРОД Прилизаны тени вечерней рукой, В колодец ушастая ночь заглянула. Ужасная полночь на загривке зимы На полном скаку прикорнула. Заколотый к ужину белый телец, Оснеженным брюхом бульвара, Валялся, садовых не зная колец, На дне котелка-тротуара. Разметчица колкой ушицы снегов Искристыми пятками шла за трамваем. Тромбозные толпы, как жилы воров, Из гастрономической плоти Ночь с мясом, смеясь, вырывала. Календула вечера ампулой снов О розовый свод разбивалась. Компьютерный голод в электрический шов Реклама, спеша, зашивала. Подъезды — в ознобе ушного и чуткого слуха; Бутылка, скрипя, прокатилась. . . И с полным отчаяньем, в бешенстве, муха В сухой паутине забилась. А дымчатый пудель прошел по Москве Всем веки прикрыл до рассвета. И долго болтаться прижженной тоске На ниточке лунного света... АЛИБИ Б. Гребенщикову У меня растопырены пальцы на правой ноге! Кто говорит, что я лгу? Я могу скакать на левой ноге. Кто говорит, что я лгу? Я могу смотреть правым глазом. Но это не все! Душа моя, как печонка, Но где-то в левом боку. .. Кто говорит, что я лгу? Но это не все! От вчера осталась только дыра, И я не кричу туда «ура!», Потому лишь, что не могу. Кто может сказать, что я лгу? И я не сотрясаю безусловность вечности Своим голосом комара во тьме. Но, как маяки в море, плавают мои конечности В темноте. Кто может сказать, что мы здесь? Я надену свитер полосатый, как шлагбаум, И меня железнодорожные власти Наклонят к земле. И я козырну шоферам: — Постой! Ты уже куришь лет сто! Но ты еще не слег в морг. И я не знаю как это ты смог. И я надену железное алиби Браслетом холодным на вспухшие мозги. И я прошу тебя: Только не лги! ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЖИЗНИ А. Платонову Спиноза был умен. Он брал пилу И долго отпиливал лишнюю ногу. Считать умел до трех как черт! И тренировал свою память счетом. Когда он говорил «один», Все внутри него содрогалось От счастливого начала. «Один» был для него Упоительной, напряженной работой. Весь в поту, он говорил «один» И закрывал глаза. Но они, как качели, сделав оборот, Снова выкатывались... Он был лупоглазый, но смышленный малый! Его все любили За его страсть к познанию. И когда он познал «один», Стало ясно Что его уже никому не догнать. . . Он титанически работал над «одним». Он улыбался детской улыбкой гения, И в его глазах сияла Непобедимая прозорливость. К вечеру Усилием воли Он говорил «два». . . Это было космическим потрясением! Сонные петухи Падали замертво с шестков. Курицы Стремглав бросались высиживать яйца. Прохожие уползали в кусты Отлежаться И от напряжения Жрали землю Мерио и неспеша, Чувствуя ее освежающую холодность. . . Луна, горбясь старухой, Переползала небо, Тучнели тучи... Звездочеты В исступлении грызли линзы, Глодали астрономические журналы. Лоси лежали И сухими шкурками языков Шелестели по ребрам. Древесность Была единственной формой Существования живого... Под утро, Когда зеленый свет Потек в пустое брюхо природы, Он прошептал: «три. . .» Это решило все. Это было исходом. Ты можешь быть мертвым, Но ты услышишь легкий ветерок! Не было ничего. Была тишина. Была лишь одна уверенность В единственной амебе, Лишь в том, Что она дергалась. И капала вода Рядом С уступа. Было утро. В воздухе висел бесплотный Духовный иероглиф уверенности.. Но природа знала о нем. И этого было достаточно. Впереди гряла жизнь. . . УХОД Глаза умерших детей Разотру по бумаге. Это — стихи. С горящих люстр Капает мед. Это — свет. Тянется лапой подъемный кран Задрать подбородок статуе. Это — культ. С губ яблони Капает пена. Весна. Открытое окно Тепло солнца на веках Белая лошадь Лист Точка Ничто ------------------------------------------ ------------------------------------------ Алексей Жаров. Сборник "Институтский проспект" Черноголовка 1992. ------------------------------------------ E-mail: zharov@ficp.ac.ru WWW: http://www.ficp.ac.ru/~zharov