ВЯЧЕСЛАВ ГОРБАТЫЙ







ПО СТАРЫМ СТРАНИЦАМ






(1983-89; ред. 2002)






I.  ЛАНДШАФТЫ БОЛЯЩИЕ




*  *  *


Сухая пыль
на языке заката.

Луна
в клешнях деревьев.

Шорох
палого листа.

Огромный
вопросительный знак
заводского дыма.



*  *  *


Клены
выдохнули злобу
на заката шелк лиловый.
Город
стен изломом страшен,
там
неона пламя пляшет,
красит
смех вечерних масок.
Небеса в кровавом масле
прорастают
черной розой,
звезд шипы
терзают воздух.



*  *  *


Серый, полнеба закрывший город -
щеки в чахлой щетине парков -
жадно глотает закат бесплатный
с грязной тарелки вечернего неба.
Взгляд пустой миллионов окон.
Тусклой луной - абажур ночлежки. 
Ношеный плащ тумана - на ночь
тусклых снов, сирен полицейских...



ЯНВАРЬ


В созвездьев пыль,
что страхом взметена,
впечатана
немой мольбой
луна.
Вдоль автострад
летящих фар атака
в зигзагах света,
            холода
                 и мрака
деревья
одевает сизой дрожью,
бросая
     отсвет фар
             в глаза прохожим,
где невод
неба,
весь в дымах
и саже,
сверкает
стаей
рыбин стоэтажных.

Кровавый
        шар рекламы
                  катит ветер
ущельем улиц
           в снежной круговерти.
Под гнетом неба -
              кранов силуэты,
где стройки,
         как руины,
                 тьмой одеты,
оцепенев
       глазницами пустыми
в пространствах,
             позабывших имя...



*  *  *


Снегом припорошенные ели.
Спит поселок в лунной колыбели.

Смежены ресницы тишины.
Головы домов, где мысли - сны.

Легкий снег у мусорного бака
Роет Ночь бездомною собакой.

Воздух мягок, одинок и пуст.
Под ногами - легкий звездный хруст.



УТРО


Увидел
      словно сквозь окно вагона
за кухни
       обмороженным стеклом
декабрь.
      Нахохлившаяся ворона -
огромным
        серым
             снегирем.



*  *  *


День,
    отстрадавшись,
оброс густым снегом
на другой день.

Смежив
      веки облаков,
думает о своем,
стараясь не думать,

от мыслей-дождей
к мыслям-метелям,

в призрачном мире,
где призраки
          делаются
из бетона и стали.



МОСКВА ИМАЖИНИСТСКАЯ


                        Дома -
               Из железа и бетона
                       Скирды.
             В. Шершеневич


Наседки-крыши на гнездах домов
Высиживают желтые яйца квартир.
Автомобили боксерскими перчатками фар
Швыряют черную грушу ночи.
Улицы разноцветными велосипедными цепями
Соединяют вертящиеся шестерни площадей.
Бег минут размешивает уличное варево
Ложками светофоров.
Осенняя слякоть под ногами -
Слизь на стенках простуженного горла.
Невидимая в провале бетонных берегов
Река напоминает мысли, затаенные от себя самого.
Торчащие там и тут монументы -
Как еле видные шпили города,
Медленно, но верно погружающегося в глубину времени.
Асфальт держит за горло когда-то высаженные на бульварах деревья.
В темноте дворов
Вымерзают последние травинки,
Успевшие сдружиться с выгуливаемыми собаками
И отбросами со всех столов великого города.



ДВА ВАРИАНТА


1.


Синий вечер.
Дома -
каменными
парусами...


2.


вечер синий

сигареты
дня
дотлевающей



*  *  *


Шелест
      листвы
            под ногой.
Небо
расправило синие крылья
над головой.
Октябрьской порой
привычной тропой
иду.
   Инеем тронуто утро,
а полдень -
         лета осколок.
Жухлость
       травы
            под стопой.
Воздуха
жгучий кристалл
колок.





II.  МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ РОДНЯ



СТАРЫЙ КОРОЛЬ


Сердце уколото
лунной иглою.
В бархате синем
лицо восковое,
словно в короне
пролитой крови
сердце железное,
спящее ровно.



ФАНЕРНЫЙ ЗЯТЬ


Свет дня неверный
Колесо чешуей заклало.
Зять ничего - здоровый,
             фанерный,
того ему мало,
           этого мало...



АНГЕЛ ОЧАГА

(По Максу Эрнсту)


Громадой огня и камня
с древнего горизонта
черепом хищной птицы,
костями в алых одеждах,
глаз трещинами пустыми
мчится ангел пустыни.
За гранью равнины черной
прикованы наши души,
в вечной жажде покоя
взметнувшие в ночь пространства
вихрь из огня и мрака.


         1983



КАТРИ ВАЛА


Под звездами,
под звездами
раскинуты
шатры нашей крови...
Колючие растения
и тени
крадущихся зверей...
Прозрачны
слезы ночи,
уронены в песок,
и путник одинокий
бредет на свет
сердец
в шатрах...



КТО-ТО


Дом - не жилье. Дом - даже не одежда.
Он сросся камнем стен со штукатуркой.
Она - обоями. Обои - с кожей.
Со светом лампы - обреченный взгляд.

Черты лица неправильны по-детски.
Лицо белей бумаги, полумрак и
Два умных василька в стакане ночи -
В ней тишиной оборван разговор.

В бескрайнем поле, за стеной, снегами
Бредут гиены. В освещенном круге
Торчит фонарь душою мертвеца,
И дарит звуки черная пластинка.



МЫ ВСЕ


    Кто - мы? Потонул в медведях...
               М. Цветаева


Тропинки,
мы бродим по ним,
отделяем
левую сторону
от правой.
Потом они снова
заполняются, как Босфор.
Через год
не будет вычислительных машин,
кроме как из злобы.
Мы, закрыв глаза,
молчали молча и вслух,
что рядом - гусь проходной.
Покачали головой,
посмеялись -
гулять,
жизнь -
проходить.


      1986